Он Ольгу прочил за меня.
Он говорил: "Дождусь ли дня?"...
И мы, как всегда, узнали поздно.
Есть такая категория - родители школьных друзей. Люди из тех времен, когда нас окружают не Надежды Ивановны и Александры Петровичи, а тёти Нади и дяди Саши. Люди, которые воспринимаются столь же естественно, как и мы сами. Они журили нас по-отечески, водили в кино всей оравой, на выпускном вместе с нами плакали. Они прошли через нашу жизнь, а потом - раз!
Потом в новой квартире, где ты живешь уже с совсем другим котом, раздается телефонный звонок. И ты, ясное дело, восторженно кидаешься к трубке, предвкушая что-то вроде: "Наши собираются на карьер. Поедешь?", а там...
А там хриплый и словно бы чужой голос девочки-соседки шепчет растерянно: "Сашкин папа умер. Вчера сорок дней было. Почему он нам не сказал? Не позвонил? Мы бы... "
Что ей ответить? Чем тут поможешь? Трепать за плечи с фальшивым шелдоновским: "Ну-ну"?
И я стою у окна, обхватив себя за плечи, глотаю слезы, подкатывающие к горлу, вспоминаю его, самого взрослого из пап нашего класса, уже тогда казавшегося пожилым, вспоминаю его опыты с оптикой, походы, попытки брать у нас интервью "для истории".
Теперь он сам - история.
Господи, как же больно!