Реквиема не будет или "На братских могилах не ставят крестов..."

вместо эпиграфа

На Братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.

Здесь раньше — вставала земля на дыбы,
А нынче — гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы —
Все судьбы в единую слиты.

А в Вечном огне видишь вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.

У Братских могил нет заплаканных вдов —
Сюда ходят люди покрепче,
На Братских могилах не ставят крестов…
Но разве от этого легче?!

Нужно это пометить. Дневник все-таки. Вернее сказать, годовик.
Год унёс жизни родных и близких, но добила меня совершенно дикая новость.
В мае 2020 не стало Ладони с Родинкой. Детства моего не стало, отрочества. Чувства незыблемости и защищённости.
Где бы он ни был, где бы ни была я, и сколько бы лет ни прошло с того дня, когда вышел он из моего дома в тишину зимней ночи, невидимая ниточка связывала нас.
Мы когда-то учили наизусть Высоцкого. Любое понравившееся. Не помню, что тогда читала я (и читала ли), а он... Нетрудно догадаться. Пророк чертов.
Он удивительно просто читал стихи. Это его качество удивляло и завораживало. Он удивительно просто и к месту шутил, а ещё чаще обходился парой слов.
Он... Он БЫЛ, понимаете?
Не понимаете. В Вашей жизни не было: "Что ты творишь?"

в настроение

Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас —
Когда он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал,он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, — не про то разговор:
Вдруг заметил я — нас было двое…
Для меня — будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.

Нынче вырвалось — будто из плена весна, —
По ошибке окликнул его я:
— Друг, оставь покурить! — А в ответ — тишина:
Он вчера не вернулся из боя.

Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, —
И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло — для обоих.
Всё теперь одному. Только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.

@темы: пожизня, персоналии, сезонное, сопли, иной город, мой город, ностальгия

---

Есть у меня один друг. Ну как "друг"... Я был бы рад назвать его другом, но это все-таки скорее хороший знакомый. Ну как "хороший"... Просто знакомый. Только близкий. Ну как "близкий"...
Ладно, давайте так. Есть один хороший человек. Вроде бы ни сват, ни брат. Так, приятель по переписке. Я потому только искал название поточнее, что человек этот важен мне.
Видите ли... Он - живой. Настоящий, понимаете? Он чувствует и понимает этот мир куда лучше многих. Он порой смотрит на огромное колесо в телеге современности и заставляет его крутиться. Или вовсе повисает на спицах и разгоняет с гиканьем. Одно слово - беспокойный. Лихой даже.
А я - энерговампир. Я жру этот свет почти десять лет, и только этим светом порой выживала. И мне эта его лихость - что-то вроде озонового слоя. Нельзя без него никак. Он дает, сколько может, света, а я закатываю его в банки своих почеркушек, чтобы лечиться при случае. Но иногда...
Иногда ему случается влюбиться, и тогда накрывает планету солнечная буря. Свет, бешеный его свет хлещет изо всех щелей, из каждого слова или пробела. Всякая тарелка мелкой кажется. Им бы океаны заполнять, на нём бы ракеты в космос пускать, его бы... Ну хотя бы солить на зиму, свет этот.
А мне страшно. Ну как перегорит? Ну как перегреется? Ну как погаснет? Что тогда? Да ничего в сущности, верно. Фиг ли нам, эгоистам? Сколько там тянется к нам свет от звезды?
Но я лезу в самый эпицентр с глупыми распросами. Лезу для того только, чтобы удостовериться: жив, светит, горит. Потому что мне очень важно, чтобы там, внутри, в эпицентре, всё было хорошо.
Мне почему-то важно, чтобы звезды горели. Чтобы они были. Просто были. Понимаете?

@темы: ненаписанное, персоналии, сезонное, самиздат

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Меня смешат неофиты. Свежепохудевшие, свежеуверовавшие, свежезамужние, свежеродившие, свежесожравшие и свежеотмясаотказавшиеся. Потому что свежее должно сначала проникнуть, корни пустить, разложиться в тебе и родиться заново, уже вплетенным в твоё естество. И вот когда вплелось, проросло, стало тобой, тогда и проповедуй. Тогда и кричи, воюй, навязывай, спорь!
Вот только... Когда уже стало оно тобой, кричать не хочется.
И мысль эту я кричу сейчас, потому что не пропустила через себя до конца. Недопоняла.
Хотя есть, к примеру, слоны в лосинах. Они настолько мимолетны, что умиляют.
Или это из-за Матери Слонов?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Херово. Херово что пиздец. Та самая беда, когда не хочется хотеть. Когда цели утром вставать нет. Ну не подорвусь я, не помою полы, не поглажу белье, не сварю суп... Что изменится? Муж поворчит, что я ленивая, съест остатки ужина и достанет утюг.
Все мы заменяемы. В этом и состоит прелесть бездушной военной машины. Не стоит преувеличивать свою значимость.

@темы: пожизня, сезонное

---

Скучаю

Хочется ночью над Черной речкой хором голосов эдак из пяти сканировать что-то вечное (скажем, забытые романсы или даже БГ), сжимая в правой руке горлышко бутылки из-под шампанского, чтобы несколько глотков булькали в такт движениям. Можно даже не пить, можно быть абсолютно, кристально трезвым, но думается, что всё равно будешь пьян от Черной речки, от слякоти и запаха еще не выпавшего снега, от гула голосов, отдающихся в твоей голове звонким эхом и от возможности разделить своё счастье.
Помнишь ли, мой брат по чаше?

@темы: пожизня, размышлизмы, персоналии

---

Не страшно терять друзей, приятелей, близких. Страшно вдруг однажды осознать, что человек стал тебе чужим. Не вдруг потерять, а вдруг осознать.
Вот же он. Двигается, говорит, живет своей жизнью, а тебя в ней нет. И, что самое странное, ни тебя, ни его это не напрягает нисколько. Просто выработался ресурс и добрый друг стал просто знакомым. Не приятелем даже.
А ты помнишь, как делили пополам один пирожок, как спали под одним спальником, как пережили страшный дождь и не только дождь. Ты столько всего помнишь...
Странная штука эта ваша взрослая жизнь.

@настроение: Все заводят котов и детей

@темы: пожизня, ностальгия

---

Вадику бы кто такое посвятил...

Девушки, с которыми Вы спите,
Забывают кольца под кроватью.
Вы потом в руках их теребите,
Вспоминая нежные объятья.

Камни, заключенные в металлы, –
Лишь творенья ловких ювелиров.
Девушки, с которыми Вы спали,
Много ли они Вам подарили?

Тысячи секундных удовольствий
И десятки легких пробуждений?
Хорошо, когда легко и скользко,
И экстаз зависит от движений,

Хорошо, когда не слишком долго,
И вино в соседнем магазине
Дорого, но ровно не на столько,
Чтобы не осталось на резину.

Вы, конечно, скажете: ''Цинично!!!''
Искривите рот в усмешке грозной.
Хорошо, пусть будет романтично,
Вот к примеру:
В небе были звезды…

Звезды были как большие астры
На осенних пожелтевших клумбах.
Глаз ее не смешанные краски,
У зрачков – серебряные луны.

Как скользило под руками платье,
Как легко соприкасались плечи
Скрыла темнота, но под кроватью
Утром Вы нашли ее колечко.

Вы теперь довольны? Но едва ли…
Ну тогда, пожалуйста, простите.
Вы со стен мои портреты сняли –
Мне теперь не важно, с кем Вы спите!

 Сола Монова

@темы: стихи

---

Есть люди - слова.
Есть люди - дела.
Есть люди - мысли.
А есть люди - страхи.
И всё в них, этих Страхах, вроде бы сносно, кроме главного: всё чистое и светлое, что есть у них, навсегда останется погребенным под завалами страхов. А если? А вдруг? А как же тогда?
Мне встречался человек, не способный любить безотчетно. Страх возможного осуждения настолько сковывал его, что и рядом становилось холодно.
Мне встречался человек, боявшийся говорить, обнимать, отвечать на объятия.
Но к большому счастью был в моей жизни человек с фантазией. Не проходило недели, чтобы она не родила новой бредовой идеи.
- Хочу слона! Мне непременно нужен слон к среде.
- Нужен так нужен.
- В лосинах. Надо сшить слону лосины! Розовые. С бабочками.
- Ок
- Я нашла магазин, который торгует тканями для слоновьих лосин. Он на польском. Мне нужно выучить польский.
- Эээ...
Через неделю ты приходишь к ней с польскими разговорниками и подшивкой журналов " Занимательное слоноводство в Центральной России", а она вяжет тапочки для тараканов. Чтобы не топали, а то от занятий отвлекают.
Это я к чему. Завидую энергичным людям. Люто и черной завистью.

@настроение: Зависть

@темы: пожизня, размышлизмы, на всю голову рейв

---

Размышляла тут давеча о первичности.
Тезис первый. В жизни мне встречались два человека, умеющих готовить действительно вкусный кофе. Для меня вкусный.
Тезис второй. Только двоим, не связанным со мной кровно, я говорила:" Я тебя люблю". Хотя нет, троим. Третья - дочь второго, кровь от крови и плоть от плоти. Часть его. Так что не критично.
Тезис третий. Двое из первого тезиса и двое из второго, как вы понимаете, тождественны. И да, была возможность сравнить, попивая оба кофия попеременно. Вкус узнаваем, различен и прекрасен.
И была возможность сравнить Ее кофе и кофе, приготовленный ее мужем. Манипуляции одни, вкус разный.
Тезис четвертый. Второй вообще офигительно готовит (иначе бы я, может, за него не вышла бы). А первая дружит с травами и специями, чувствует их как кошка.
Тезис пятый. Я завела себе гейзерную кофеварку. Отчаялась и завела.
Меня учили. Много. Часто. Меня учила Звездочка. Материлась, отмывала плиту, обзывала оленем. Меня учила Юля, методично и с юмором, как она умеет. Меня, кажется, даже Сир учить пытался в тот дурной Новый год. И уж конечно со мной бился муж. Естественно, безрезультатно.
Теперь вот есть кофеварка. И мне вкусно. Означает ли это, что я наконец полюблю себя? Было бы забавно.

@темы: пожизня, пожрать, сезонное

---

Добро пожаловать в прошлое

Захотелось вспомнить прошлое, чтобы восстановить обломки души.
Когда-то дневники спасали. Что если и сейчас поможет?
Вечер воскресенья, теплый и сытый. Я разжирел от хорошей жизни. Вот сейчас встану, пойду к холодильнику, достану зефир... Или не пойду? Нет, не пойду. Лень.
Общее настроение традиционно уже озвучено Митяевым.
Теперь живу в глуши, удаленной от Гнезда более чем на две тысячи километров. У меня есть мужчина, больше похожий на отца, новый круг общения, новый мир. Только иногда хочется мира старого, где одуванчиков пух нес перекати-поле в края, где прежде ничего не предвещало. А еще хочется петь. Громко. Вкладывать в песню душу и знать, что никто не засмеет. Но с каждым годом сложнее.
Раньше какие новости были? Встретила удивительного музыканта. А теперь? Вот, линолеум перестелили. Взросление это или старость?
Как люди умудряются принадлежать семье и при этом... А что, собственно, "при этом"? Жить? Что в вашем понимании жизнь? Такая, чтобы живая.

@музыка: Ах, какая бы встреча была

@настроение: Не болит ничего и не пишется

@темы: пожизня, размышлизмы

---

ФнФ. Те, кто остался

Те, кто остался
Постхог по следам "Алохоморы"
Если бы папа забрал девочек из школы, как и обещал.

Посвящается Вике, вдохновившей на безумие, и Лене, которая, хвала Мерлину, это не прочтет.

В смерти и любви одни законы. Не потому ли часто смерть вмешивается в счастье влюбленных, а любовь побеждает смерть?
Автор: Я
Предупреждение: неканон, бред, ООС, куча смертей и одна сцена эротического содержания
Пейринг: ТерриБут/Лаванда Браун, Терри Бут/НЖП
Примечание: Приквел к фанфику "Возвращение блудного мага". На написание вдохновил фанф "Девять фактов, которые Альбус Поттер знал о Луне Лавгуд"

Персонажей - Роулинг, образы - Алохоморе, землю – крестьянам, заводы – рабочим, а шоколад – мне.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Война
1. Перед бурей
Пожилой аврор смотрит в пустоту, ничего не видя и не слыша. За столом о чем-то спорят члены Ордена, но звук до него не долетает. Наверное, когда жена рожала в первый раз, было проще. Война была далеко, и никто в соседней комнате не цеплялся за жизнь тоненькими когтистыми пальчиками.
Он столько раз ругал дочь за кричащий маникюр, короткие юбки и декольтированные платья. Интересно, сейчас готов простить? Страх лишиться троих сразу – жены, дочери и не рожденного еще ребенка – совсем, наверное, парализовал бы, если бы не Жанна. Она вместе с ним прислушивается, от напряжения едва не поводя ушками, впитывает все без исключения звуки, не разбирая, совещание это, крики матери или стоны сестры. Губы искусаны, пальцы сжаты до белых костяшек, на лице нехорошая отрешенность… Жанна ждет. Все ждут.
Естественно, он знал, на что шел, много лет назад вступая в ряды борцов с Упивающимися смертью. Они все знали. Но, когда в молодости принимаешь такие решения, как-то не предполагаешь, что твоя жена начнет рожать прямо на секретном совещании, созванном из-за попытки убить твоих же старших дочерей. Страшно подумать, что стало бы с Амели, если бы старшая вовремя не среагировала. Умница. Теперь сиди и молись. Спасай еще раз.
Девочка клюет носом, но отчаянно борется со сном, тараща глаза и сцеживая зевоту в кулачок.
- Может ей спать пора? – подает голос доселе безмолвный наблюдатель.
С согласия отца он берет её за безвольно свисающее с края стола запястье, ведет за собой, осторожно приобнимая за плечи. Сколько она просидела тут неподвижно? Час? Два? Три?

- Люмос. Вот твоя комната. Располагайся. Постарайся поспать. Если что-то понадобится…
- НЕТ! – истошный крик перекрывает все прочие звуки и тонет в тишине второго этажа. - Не уходи! Пожалуйста. Мне… очень страшно.
Из полумрака сверкают безумные глаза, полные не страха – ужаса. Он знает, что она чувствует – он сам когда-то видел окровавленного брата с зияющей раной.
- Ну хорошо, - после долгого колебания соглашается он, опускаясь на стул у кровати. Девочка забивается под одеяло. Она не плачет, не мечется раненым зверем, не рычит и не стонет. Она настолько измотана и разбита, что может только смотреть в пустоту и говорить бесцветно:
- Ты только посиди, пока я засну. Потом можешь уйти… Прости. Это, конечно, слабость, но одной… сейчас…
- Понимаю. Вот когда мы с братом однажды…
Он рассказывает ярко, в лицах, размахивая руками и играя интонациями. Она слабо улыбается и даже смеется, но в конце концов все-таки отключается. Проходит время, достаточное, чтобы спуститься вниз, закончить дела, вернуться и, проходя по коридору, заглянуть в приоткрытую дверь.

- Откуда ты здесь… Ты же не обязан со мной сидеть!
- Ты кричала.
- Да? Спасибо, что разбудил.
Серые блюдца вытаращенных глаз по-кошачьи сверкают в темноте. Неловкая пауза затягивается. Она боится озвучить, он не уверен, что это сейчас важно. Воздух сгущается.
- Я был внизу. У тебя сестра родилась. Еще одна. Всё в порядке. Мама говорит, что здоровенькая. Я маме верю.
В зыбком свете уличного фонаря, сочащемся сквозь штору, видно, как она нервно кусает уже порядком распухшие губы, не решаясь спрашивать дальше. Он продолжает.
- Амели пришла в себя. Опасности для жизни нет, но ей нужен покой. Как и твоей маме. С ней тоже всё в порядке. – Слишком много имен. Он сам немного теряется и добавляет осторожно, - Видишь, у всех всё в порядке. Спи. Постарайся заснуть.
Он давно догадывался, что женщина в стрессовом состоянии непредсказуема, но что до такой степени…
Девушка с визгом подпрыгивает на кровати, стискивает первый попавшийся объект в объятиях и начинает покрывать беспорядочными поцелуями. Дело осложняется тем, что объект - все-таки мужчина, а маечка, пожертвованная взамен безнадежно испорченной одежды, мала пострадавшей на пару размеров, слишком сильно обтягивая приятные выпуклости горячего юного тела.
- Пусти. Да пусти же, чудачка, - шепчет он, силясь разжать свои пальцы, уже лежащие на её талии. Конечно, всё просто. У него слишком давно не было… хм… ничего интересного. Теперь, когда на каждого рыжего в этой стране охотятся, как на черных кошек в Средневековье, уже не склеишь девочку на ночь в ближайшем баре, а найти подружку, с которой можно полностью расслабиться, в условиях военного времени и вовсе нереально.
Наконец она останавливается, переводит дыхание, сводя с ума вздымающейся полуобнаженной грудью, и замечает его руки. Уже не на талии – на бедрах. Но вместо того, чтобы поднять крик, вскидывает бровь и неожиданно проводит рукой пониже ремня. На мгновение свет меркнет. Пальцы рефлекторно сжимаются чуть сильнее. Её хитрая улыбка не столько видна, сколько ощутима, а следом за ней горячие истерзанные ожиданием губы, за которыми он неотрывно наблюдал всё собрание, находят его собственные, еще больше распаляя.
- Остановись! Ты с ума сошла?
- Сам останавливайся, если хочешь.
Они оба знают, что так нельзя. Не время и не место. Но… они молоды и не стеснены обязательствами, а по тому природа не оставила морали ни единого шанса. К тому же до конца войны так долго, а до рассвета так мучительно мало времени.

- Нам сейчас должно быть стыдно?
- Не знаю. Наверное, да. Хотя я бы не стал расстраиваться. Нам суждено целовать нелюбимых и сходить с ума от невозможности прикоснуться к любимым губам.
- Я тебя не узнаю. Ты, оказывается, умеешь быть серьёзным?
- А ты, оказывается, совершенно не умеешь целоваться.
- Не на ком тренироваться, а помидоры я не люблю.
- Куда же смотрит твой возлюбленный? Донашивает Лав-Лав за маленьким Ронни?
- Откуда ты…
- Ты звала его во сне. Да и вообще слепым надо быть, чтобы не заметить.
- Да пошел ты.
Сопение. Каждый, наверное, молчит о чем-то своём.
- До любви ли на войне?
- Глупенькая. Конечно до любви. За что тогда сражаться, если некого любить? Где брать силы, если не в этих чувствах? Мы все деремся для того, чтобы уберечь своих близких.
- А те, кому некого терять?
- Те дерутся еще отчаяннее. Знают, что значит потерять, и не желают другим той же участи. Мы привыкли бояться смерти, но стоит ли? Рано или поздно эта дамочка придет к каждому. Страшнее тем, кто остается.
- А куда они уходят?
- Никуда. Они остаются с нами. В наших сердцах, в нашей памяти, в первом дожде, в россыпи млечного пути, в радуге, в зимнем ветре, в улыбке ребёнка… У самых везучих живут в их детях. Ничего не проходит бесследно. Даже съеденная конфета преобразуется в… Ай! Подушкой-то за что?

2. Эффект попутчика
Ради чего я иду? Куда?
Стены содрогаются от первого натиска. Неестественно яркий свет заливает лестницу, бросая блики на лица стоящих цепочкой защитников замка. Перси, Вэйн, Фред, она сама, Кевин, Мэнди… Живая цепь уводит куда-то вверх. Где-то там мама и папа. Она даже попрощаться не успела. Не успела сказать, как сильно любит их. Не успела раскрыть самую страшную тайну, за которую им в мирное время оторвали бы головы. Сейчас всё сложнее. Сейчас война. И головы отрывать будет кто-то другой.
Ее не звали сюда. Не предлагали и не спрашивали. Никому и в голову не пришло спросить, а хочет ли она умирать сегодня. Отец просто поправил ворот мантии: «Девочки, пора».
Ночной гость тоже еще ничего не знает. Храбрится, отшучивается, мельком бросая на неё косые взгляды. Никто на этой лестнице не знает маленькой тайны. Тайны, которой нет еще и двух месяцев.
- Я…
Очередная вспышка где-то во дворе замка. Не стоит сейчас об этом. Потом, если доживем до рассвета.
- Не бойся, малышка.
Я и не боюсь. Я только не понимаю, ради чего. Зачем мы здесь? Если надежды нет и нам суждено погибнуть, то не плевать ли, как это будет? Я предпочла бы умереть в собственной постели, в покое и уюте, а не под обломками вековых стен. Я предпочла бы тишину, но не всё ли теперь равно? Древние считали смерть в бою прекрасной. Быть может, они что-то в этом смыслили? То, чего не знаю я.
«Приготовиться!» - дает сигнал кто-то наверху. Эхом разносит его живая цепь. Он еще раз пожимает холодные пальцы и спускается к своему посту.
Вспышка. Еще одна. Еще и еще. Уже практически без перерыва, единым заревом. Треск, приглушенный расстоянием. Томительное ожидание.
Скорпион собирает силы, чтобы в последний свой миг нанести обидчику единственный смертоносный удар. Человек бьётся отчаяннее, если ему нечего терять. Семнадцатилетний мальчишка встал на пути зла? Мы послужим отважному безумцу живым щитом. Сколько бы не потребовалось молодых жизней, все они будут отданы сегодня. Во имя добра? Во имя света? Нет. Просто потому, что некуда отступать. Просто потому, что эта битва определит исход войны. Я не знаю, ради чего мы здесь. Но я знаю, что должна сражаться. Собственно, это всё, что я должна знать.

Тишина. Звенящая. Непривычная. Давящая на тело каменной плитой еще не воздвигнутых памятников. Гулкая, страшная тишина. Так бывает, когда всё можно. И когда ничего не изменить.
Можно было кричать матом, выталкивая преподавателя из-под сверкнувшего зеленого луча. Можно было плакать на плече у МакГонагалл и сквозь зубы послать Слогхарна с его навязчивой заботой. Можно в запретный лес, можно по школе ночью, можно на башню и в подземелье… Но ничего этого не хочется. Все желания забрала с собой давящая тишина, со звуками битвы поглотившая и голоса тех, кто больше не встретится в коридорах.
Давит неразрешенность. Давит собственное бессилие. Давит недосказанность. Невысказанность.
Каждое слово – с трудом, огненной лавой прожигая гортань. Каждая мысль сильнее ранит, чем сотня ядовитых стрел. Каждый сам по себе, наедине с болью. Среди погибших у каждого кто-то единственный был особенно близок. С кем-то была общая тайна.
У них тоже была. Одна на двоих. Или троих – как посмотреть. Теперь только в её сердце. И под сердцем.
Вода озера похожа на дорогу. Там, за горизонтом, на границе миров вход в иной, лучший мир, из которого нет возврата. Страшно, но нестерпимо хочется пойти следом. Держат. Держат сестры, держит отец и еще кое-что…
Шелест ветвей. Что-то трется о ногу.

- Привет. Ты тоже пришел сюда молчать?- Кот ластится, мурлычет как-то особенно. Трудно слово подобрать... Пушисто? Да, пожалуй. – Ты не грусти. Все, кого мы теряем, остаются с нами, а порой и в нас самих… В радуге или вечернем дожде. Ты и сам, наверное, чувствуешь, что нет пустоты. Нет веры в то, что больше никогда… а все потому, что они никуда не ушли. Просто отпустить надо. Не терзаться напрасно.
- Кто ты такая, чтобы меня поучать? Что ты знаешь о моем горе?
Поляна по-прежнему пуста, но голос слышен отчетливо. Встревоженный кот смотрит на заросли осоки. Возможно, там и скрывается собеседник? Сильное, непреодолимое желание помочь, открыть то, о чем не подозревала прежде, вдруг накатывает, накрывает, толкает на откровенность:
- Я вовсе и не думала тебя поучать, но раз ты спросил… - она смотрит на воду, и слова льются сами, - Никто никого не понимает! Там, в зале, полсотни погибших. Лучшие люди эпохи. Настоящие борцы. Чьи-то имена появятся на страницах книг, посвященных этой войне, а чьи-то навсегда уйдут в небытие. Полсотни оборвавшихся песен, полсотни птиц, сбитых на взлёте! И каждая уникальна, неповторима. Думаешь, твоё горе страшнее? Там, в зале, лежит женщина, у которой меньше двух месяцев назад родилась дочь. Есть семейная пара. Их осиротевший сын чуть старше. Есть парень, так и не доживший до совершеннолетия, а есть тот, который уже не узнает, что станет отцом. Полсотни неповторимых историй и у каждой есть хотя бы один свидетель или участник, боль и скорбь которого никто никогда не сможет понять! И каждый из нас может сесть на берегу и причитать, какой он бедный, несчастный и непонятый. Но нам остался послевоенный мир, который надо восстанавливать. Надо хоронить погибших, надо поднимать школу из руин, надо растить и воспитывать осиротевших детей... Надо делать всё, чтобы такая трагедия не повторилась! Надо, понимаешь! Думаешь, мне сейчас легко? Думаешь, я могу набраться смелости и заявить папе, который там сейчас оплакивает маму, что жду ребёнка? Еще недавно у меня была надежда, что будущий отец его уговорит, поможет, отшутится, прикроет… А теперь его нет! И никогда уже не будет! И я тоже одна, только на руках у меня крошечная сестра и сходящий с ума отец, под сердцем ребёнок, которого тоже надо как-то воспитать, если он еще жив после пережитого, а дома – бабка, которой кто-то должен рассказать о случившемся. И если сейчас опущу руки я, то кто сделает всё это? Не сложно умереть – сложно выжить. И я бы с большим удовольствием поменялась бы местами…
Тишина еще громче после этой отповеди неизвестному. «Эффект попутчика» - величайший способ приведения мыслей в порядок. Она встает, носком опаленного кроссовка задевая травинку. Капля росы падает на мохнатое ухо. Спавший рядом кот вздрагивает и тоже поднимается. Покидают берег, не надеясь на ответ. Им даже наплевать на то, как они сейчас символичны.

3. Откровения
Похороны тихи и торжественны. Лаванда прекрасна в белоснежном платье. Такой она должна была идти к венцу через несколько месяцев. Сразу после выпускного. Гроб завален цветами и среди десятков траурных роз сиротливо-трогателен маленький букетик полевых цветов от сестер Освальд. У каждого гроба такой. Вот уж кто действительно держится. Говорят, у них погибла мать. А еще кто-то говорил, что осталась маленькая сестра. Он бы, наверное, не обратил внимания на все вокруг, если бы не тот ночной разговор. В редкие минуты, когда отчаяние отступало, он всматривался в лица женщин, пытаясь понять, кто же говорил с ним тогда, на озере… Всматривался и не находил.
Сейчас, по просьбе матери Лаванды оставив её наедине с телом дочери, он шел вдоль рядов приготовленных к погребению и снова вглядывался в лица. Вдруг вспомнилось, как другая незнакомая женщина буквально вытолкнула его из-под заклятия. Выходит, спасла жизнь? А он даже не поблагодарил. Что если у неё тоже кто-то погиб? Что если ей не с кем разделить боль утраты? У Лаванды остались родители, у этой мифической матери Освальд – дочери и муж, у Фреда Уизли – целая куча родственников… Он проходил мимо в третий раз, когда неожиданно для себя обратил внимание на странно знакомый голос:
- Папочка, присядь, прошу тебя. Успокойся. Вот, выпей. Это поможет. Амели, я умоляю тебя, убеди бабушку, что тащить ребёнка сюда бессмысленно! Она все равно еще ничего не поймет. Я понимаю, что мать, понимаю! Но и ты пойми! Хотите, я посижу с ней сама? Папа, папочка! Ты меня слышишь? Все хорошо? Точно? Простите, молодой человек, Вы не видели колдомедика?

Его взгляд упал на гроб, на лежащую в нем… Ему и в голову не могло прийти, что спасительница, которую он искал среди живых, окажется той самой матерью близняшек Освальд, а голос девчонки, вправлявшей ему мозги на озере, принадлежит подружке Хильды, безнадежно влюбленной в него рыжей тихоне, с которой за всю жизнь они перебросились едва ли десятком слов.
И вот теперь они стоят лицом к лицу. Вернее, это у него лицо, а у нее мерзкие красные струпья на краях рваной раны ото лба до подбородка. Нет щеки, нет половины брови, рассечена губа. Не мудрено, что голос так исказился. Если бы не знакомый взгляд снизу вверх и не сестра рядом, он бы в жизни... Лаванда бы, наверное, наложила на себя руки, если бы обнаружила вместо лица такое, но Освальд ничего. Держится. Видимо, не особенно напрягается. Или ей просто не дают зеркало.
- Колдомедиков нет – все сейчас около раненых. Но, может быть, тебе валерьянка поможет?
Следя за тем, как девчонка трясущимися пальчиками капает в подставленный стакан капли для бледного, как полотно, старика, сидящего у гроба и держащего за руку ту, что спасла чужую жизнь, но не удержала свою, Терри вдруг понял, что сейчас сойдет с ума от избытка информации. Дождавшись, когда стакан перейдет в руки мистера Освальда, он неожиданно для себя самого схватил Жанну за запястье и оттащил в сторону:
- Что из того, что ты говорила тогда на озере, правда? Ну! Говори же!
Судя по испуганным глазам, она узнала его только теперь и мечтае поменяться местами с матерью.
- Всё.
- И ты действительно…того… от кого-то из погибших?
- Да.
Уцелевшую часть лица заливает краска. Девчонка пытается уклониться, опустить голову, спрятаться… Знает. Показали.
- Прошу тебя, отпусти. Не говори никому, умоляю. Я не знаю, как сказать отцу. Он меня убьёт.
- Хорошо…
Он разжимает руку. Она успевает подхватить начавшую падать в обморок сестру.
Он стоит, как громом пораженный, и никак не может поверить в шутку фортуны. Девочка, столько лет бывшая его безмолвной тенью, не только умеет говорить, но и... Черт подери! Он обязан жизнью матери Жанны Освальд, а она сама… Непостижимо... От кого?


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Два с половиной вечера после войны

4. Половинка - Добрый вечер, Терри. Я очень рада тебе. Алиса, смотри, кто пришел!
Жанна смеется и безропотно передаёт ему сестренку. Оба знают, что она не станет плакать. Терри теперь частый гость и домочадцы понемногу к нему привыкли. Он беседует с мистером Освальдом о политике, он пробовал великолепные пирожки бабушки Освальд и знает, что самую младшую сестру назвали по желанию матери девочек в честь матери Невилла. Он знает даже больше, чем все остальные обитатели дома. Не считая, конечно, Амелии. Такая вот тайна на троих. Или на четверых? С каждым днем старшая сестра всё бледнее, и свободным одеждам всё труднее скрыть очевидное.
- Жанна, я хочу спросить кое-что. Кто все-таки отец твоего ребёнка?
По счастливому лицу пробегает тень. Пальчики нервно сжимают подлокотник:
- Бут, мы уже сто раз говорили. Никто из членов его семьи никогда не узнает, так какая тебе разница?
Он нервно хмыкает. Дует Алисе в макушку, чтобы скрыть волнение.
- Я хочу знать, чьего ребёнка собираюсь воспитывать. Да, я делаю тебе предложение. И не смотри на меня так. В конце концов, у нас больше общего, чем кажется на первый взгляд.

5. Семь лет спустя- Алиса! Фредди! Домой!
Она кричит в глубину сада, все еще не узнавая собственного голоса. Когда-то, много лет назад, в той, далекой, довоенной жизни, он был звонкий, совсем девичий, искрящийся, как вода в водопаде. Теперь не то. Совсем не то. Охрипла. Устала. Не смеется почти, но ей ли сетовать на судьбу? У неё двое чудных рыжих малышей. И сын, и сестренка как две капли похожи на неё саму. У неё есть муж. Пусть гипотетически. Девочки вовсе одиноки. У сестры «тайный гражданский брак», то есть полное отсутствие документального подтверждения существования в доме мужчины. Разве что огромные тапочки и трубка на журнальном столике. Про подругу и говорить нечего. Ее маленькая семья воплощает всё, от чего уберег Жанну брак. Хотя бы за это стоит быть благодарной. Но лучше бы Бут и правда женился на Хильде.
- Мамочка! – рыжий мальчишка виснет на шее, перекрывая доступ кислорода.
- Сестренка! – рыжая девчонка всего-то на год старше прижимается к бедру.
- Ужинать, мои котята. Сегодня у нас праздничный ужин. Кто знает, в честь чего?
- В честь победы над Сами-Знаете-Кем! – радостно выкрикивает Фредди, подпрыгивая на стуле. Для них, детей нового мира, это такой же праздник, как Рождество или Хеллоуин.
Кряхтя, спускается сверху отец. В зеленом пламени камина появляется сначала племянник, а потом и всклокоченная сестра. Последними, тихо и как-то незаметно, возникают Хильда с малышом. Больше некого ждать. Больше не будет гостей. Терри всегда в этот день там, в центре внимания магического мира. Он был с Гарри и гордится этим. И дети тоже им гордятся. Терри Бут, друг и соратник самого Поттера!
- А кто ты такая, девочка? Какой от тебя толк? – не раз шипел он на жену в пьяном угаре. Он прав. Никакого. Она не сделала ровно ничего для этой победы. Она – не герой войны. Просто девочка из Рейвенкло. Одна из десятков добровольно защищавших замок старшекурсников. Не более.
Поэтому Терри всегда уходит один. Уходит к тем, кто помнит его озорным мальчишкой, юным и влюблённым. Их всех покалечила эта война. Кого-то больше, кого-то меньше. Почти у всех ранняя седина и раны болят к ненастью.
Звон бокалов. Праздник. Почти веселье. Дети должны видеть радостных мам. По волшебному радио передают праздничное обращение министра магии и девочки смущенно краснеют.
Бьют часы в гостиной. Алиса, на правах самой старшей младшей, уводит малышей в спальни. Начинается настоящий вечер памяти. Больше никто не кричит: «Ура!». В тишине поднимают бокалы и отец называет имена. Кроме тех, кого вспоминает сейчас вся Англия. О ком не позволит забыть великий Поттер. Но от этого не легче.
Светает. Гости разбредаются по домам, изредка нарушая траурное молчание.
- На этой неделе она еще побудет у нас, хорошо? Фредди веселее с ней, да и тебе не так тяжело. А с понедельника я выхожу на работу. Аптека в Косом переулке послала запрос. МакГонагалл вспомнила про меня, замолвила словечко. Здорово, правда?
Сестры горячо прощаются, обнимаются, словно в последний раз… Дом пустеет.

Так же тикают часы в гостиной, час за часом отмеряя еще один год. Еще один год после победы. Еще один год с последней битвы. Со дня, когда время умерло.
Но вот на крыльце уже слышны тяжелые нетвердые шаги. Кто-то поднимается по тем самым ступеням, с которых в прошлой жизни она любила спрыгивать прямо на клумбу с мамиными розами. Роз больше нет. Жанна не любит цветы, а кому еще ими заниматься?
Дверь распахивается настежь. Нетрезвой походкой входит герой войны и друг Избранного. Кто бы знал, как люто ненавидит она это утро после годовщины! Каждый год муж напивается, оплакивает Лаванду, проклинает себя, свою жизнь.. И жену заодно. Словно бы она могла что-то изменить.
Никто не виноват, что так случилось. Возможно, если бы вместо Лав погибла она, все были бы счастливее. Кто знает? Ничего уже не исправить.
Но сегодня что-то новое, странное и непонятное, маячит за спиной Бута. Что-то курносое, немного странное и угловатое. Совсем мальчишеское, несмотря на седину.
- Здравствуйте, Денис. Проходите, пожалуйста. Терри, ты слышишь меня? Можешь идти сам? Денис, простите его Мерлина ради. Сами понимаете, тяжелые воспоминания, боль утраты…
Младший Криви отчего-то не проходит в дом, истуканом стоя в дверях. Неужели она так сильно изменилась за это время? Муж оседает в кресле, заинтересованно (на сколько это возможно при таком количестве выпитого) наблюдая за ними.
- Денис, Вы не узнаёте меня? Это же я, Жано. Мы учились с Вашим братом Колином на одном курсе… Ах, да!– смеясь, она прикрывает ладошкой безобразный шрам через всю щеку. – Может быть так будет проще? Простите, мне стоило об этом подумать.
Продолжая смеяться, она развязывает хвостик. Рыжие с сединой волосы падают на лицо. Впрочем, это мало помогает. В прежние годы она носила полумаску, а теперь как-то не перед кем.
- Я помню Вас, - наконец произносит гость сдавленно. – Вы тоже участвовали в Битве. А потом Вы еще нашли кота Колина, помогали уносить раненых и успокаивали выживших. Вы говорили мне, что нужно верить и что мертвые не уходят бесследно. И положили в гроб моего брата букет полевых цветов. Я очень хорошо помню Вас. Именно из-за этой рассеченной щеки. Или из-за букета? Но почему Вы никогда не приходили к нам в годовщину Битвы?
На глазах женщины слезы. Что-то новое или забытое старое сжимает сердце, как семь лет назад.
- Видите ли, Денис… У меня слишком много причин оставаться дома. Семья, дети, работа, отец… Мне не до веселья. Мы поминаем ушедших в семейном кругу.
- Понимаю, - грустно улыбается парень, косясь на спящего. – Он внушил Вам, что Вы мало сделали для победы? Он всю дорогу нес мне эту чушь и, если честно, я ожидал увидеть курицу-хаффлпаффку или напыщенную слизеринку, но никак не девушку, спасшую мне жизнь.
- Денис, прекратите! – она кривится, как от съеденного лимона, - мы там все друг другу жизнь спасали по десятку раз. Вы ни чем не обязаны мне. Считайте это данью памяти Вашему брату.
- Освальд! Освальд…
- Ваш муж, похоже, приходит в себя. Пообещайте хорошенько облить его ледяной водой, когда очнется. Я не прощаюсь. Сегодня в Хогвартсе герои войны поминают погибших. Надеюсь увидеть Вас в их числе.
- В числе погибших?
- Вы отлично меня поняли. Я лично буду ждать ВСЮ вашу семью.
- Но дети…
- Я не прощаюсь.

6. Однажды, много лет спустя
За окном дождь стеной. Где носит это импово солнце? Сумрак только добавляет нервозности.
- И ты, как я понимаю, рад?
Жано сидит на столе в кабинете в любимых кожаных брюках, закинув ногу на ногу и потягивая огневиски. Сейчас она хочет казаться сильной, уверенной в себе женщиной, но он слишком хорошо изучил её за почти тридцать лет. Суровый аврор на самом деле больше всего похож на наседку, охраняющую обожаемых детей от любого коршуна. Даже если этот коршун – сын Гарри Поттера.
- А ты, как я понимаю, нет?
Он старается сдержать улыбку. Корчит серьёзную физиономию, копирует её интонацию и тоже кладет ногу на ногу.
- Терри, милый, но ей же всего семнадцать!
Он уже милый. Естественно. Кто бы сомневался.
- А сколько было тебе, когда ты выходила за меня?
Стакан с глухим стуком опускается на стол. Жанна Бут медленно встает, делает несколько шагов и, облокотившись на кулаки, нависает над столом. Ей уже за сорок. Рыжие когда-то волосы седеют все заметнее, и возле глаз собрались далеко не первые морщинки. Она не жалеет себя, с утра до вечера пропадая на службе. За время совместной жизни каждый из них сходил «налево» по крайней мере дважды, если не считать той истории с Денисом Криви, но если бы кто-то спросил, счастлив ли этот брак, он бы думал не долго.
- Ты отлично знаешь, почему так получилось! У меня были особые обстоятельства!
О, да! Еще бы ему не знать! Особые обстоятельства, так похожие на маму, недавно сделали его дедом. У внучки светлые волосы и серые глаза. Её зовут Лили Лав, и на имени настоял не он.
- Если хочешь, мы можем устроить те же самые обстоятельства для Альбуса Северуса и Эмили Эн. Нам надо только освободить дом на некоторое время.
Теперь главное успеть, пока под руку женушке не подвернулось что-то тяжелое или бьющееся.
- Да кстати. Особые обстоятельства приглашали нас на обед в это воскресенье. Напоминаю, старая маразматичка, мелкой Корнер-Бут исполняется год?
Взгляд бабушки теплеет. Это её серые глаза унаследовал Фредди. Это ее серые глаза у их внучки Лаванды. И, не смотря на генетические условности, Фредди – его сын. А как же иначе?
Именно Бут первым брал его на руки. Бут поддерживал и давал советы, когда мальчик увлекся Мари Виктуар. Бут учил его драться после первой драки с Тедди Люпином. Бут осторожно свел его с дочерью Майкла Корнера, его нынешней женой. И именно Бут настоит на том, чтобы Ал и Эн поженились. Кто, в конце концов, хозяин в доме?
- Слушай, бабушка Бут, не валяй дурака. Если наша дочь любит оболтуса, пусть даже сына твоего начальника, то быть им вместе. Побольше фатализма! Ты же сама меня учила.

Она наконец улыбается. Гроза миновала. И, похоже, туча ушла не только из кабинета – за окном, над крышами, играет всеми цветами спектра пестрая радуга. Терпко, тяжело пахнет букетик лаванды на подоконнике. Всё перемешалось за тридцать лет.

Альтернативная концовка
Приснится же такое...
- Очистите созна-ание! Раздвиньте границы! Погрузитесь в бу-удущее!
Хрустальный шар пускает блики. От благовоний кружится голова.
-Эй, Жано! Не спи!
Жанна Освальд, студентка пятого курса, поправляет мантию и медленно поднимается.
- Итак, мисс Освальд, расскажите нам, что именно Вы увидели в хрустальном шаре. Мы ждем.
- Ну… Я видела… Что на шестом курсе нам перенесут экзамены. По причинам, мало зависящим от учебного плана.
Профессор Трелони снисходительно хмыкает:
- Если уж решились импровизировать, Освальд, так делайте это масштабнее. Вообразите, скажем, чью-то смерть. Или, на худой конец, возвращение Темного Лорда, как это традиционно делали учащиеся на курс старше вас.

@темы: третье поколение, фанфик, на всю голову рейв, самиздат

---

Хать - зверь норный

А в идее Рика что-то есть. Просто исчезнуть - это же так малодушно и так удобно. Это - та самая свобода, свободнее которой нет ничего.
Дождь за окном, красивый и печальный, как сама романтика.
Это хорошо, что дождь. В дождь не погуляешь по паркам, не покажешь города... В сложившейся ситуации лучше уж так, чем портить погодой редкие минутки "рядом".
Есть теплое одеяло, горячее вино, капризный кот, интересная книга и надежда на встречу. Потом, позднее.
Можно предположить, что мне даже комфортно в моей норе. Закрыдавается мысль, что я... Хоббит?
*с интересом оглядывает немохнатые пятки*

запись создана: 02.06.2012 в 18:23

@настроение: норное

@темы: размышлизмы

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Подведение промежуточных итогов

Сайт года: Википедия
Знакомство года: Густав и Хомяк. Не знаю, к то больше повлиял.
Событие года: Международный конкурс
Программа года: "Время"
Фильм года: "Голодные игры" (внезапно)
Сериал года: Пусть будет "Дикий Ангел" как символ
Блюдо года: Филадельфия
Напиток года: коньяк
Ощущение года: "Фигня, конечно, но мне нравится!"
Пиздец года: новогодние "праздники"
Язык года: польский
Экстрим года: донинский дождь
Концерт года: Зайка "Глупый принц"
Интерес года: славянщина
Альтер-эго года:
Мечта года:
Несбывшаяся мечта года: Витебск
Город года: Москва
Место года: Тот Самый Балкон
Гулянка года: "Привет, Андрей!"
Исполнитель года: Канцлер Ги и А.Макаревич
Песня года: Кубинские революционные
Лучшая поездка года: Иерусалим
Традиция года: кардионагрузки
Настроение года: Полувлюбленность
Разочарование года: российская медицина
Парфюм года: Жимолость
Вещь года: Плед в гломгольдовскую клеточку
Пожелание года: Просила, чтобы миром правила Любовь.
Вопрос года: Это отстирывается?
Погода года: дождь
Цвет года: чистые теплые цвета
Время суток года: раннее утро
Книга года: "Легенды и мифы Древней Греции" Н.Кун
Одежда года: сарафан
Подарок года: Институт
Фраза года: "Тут ведь как..."
Покупка года: гитара

@темы: пожизня, оптимизация жизненного пространства, сезонное, ностальгия

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

фм

Как обычно. Подборка фраз, которые можно было бы применить, если бы не проклятый склероз. На этот раз минифлешмоб "Посоветовали"

П.Керни "Иное царство"

наши отношения с книгой

С чего вдруг? Захотелось сказки
Кто? Любимая книга Лили. Она называет ее "лучшее из фентази"
И как оно? Классно. Нет, правда. Очень первобытное, очень яркое, очень мозговыносительное, очень юное, очень искреннее.
* Если человека разломать, внутри он неоличим от зверя.
В.Пелевин "Чапаев и Пустота"

наши отношения с книгой

С чего вдруг? На фоне лекций по ПММХ и Судмеду
Кто? Любимая преподавательница (та самая, к которой всю прошлую неделю бегала перездавать ТОК), от этой книженции визжит и пищит давно. Так настоятельно рекомендовала, что в марте Хать решился.
И как оно? Ожидал чуда. Чуда не случилось. Забавно, но не более. Отложила из-за другой, не менее забавной книги. Надеюсь однажды дочтать, дабы составить собственное мнение.

Цитатки:
* Память уверяет нас, что вчерашний день действительно был, но как знать, не появилась ли вся эта память с первым утренним лучом?
* На клетке третьего этажа, где горела одинокая лампа, я разглядел на спине Жербунова несколько крючков, которыми, наподобие бюстгальтера, были соединены пулеметные ленты. Мне сразу представилась, как Жербунов с Барболиным, собираясь на очередное убийство, словно две девушки в купальне помогают друг другу справится с этой сложной частью туалета. Это показалось мне еще одним доказательством женственной природы всех революций.
* – Помилуйте, – ответил я, не без риска для равновесия закидывая ногу за ногу, – противоречие только кажущееся. Чем сильнее я пытаюсь избежать общества людей, тем меньше мне это удается. Кстати говоря, причину я понял только недавно – шел мимо Исаакия, поглядел на купол – знаете, ночь, мороз, звезды… да… и стало ясно.
– И в чем причина?
– Да в том, что если пытаешься убежать от других, то поневоле всю жизнь идешь по их зыбким путям. Уже хотя бы потому, что продолжаешь от них убегать. Для бегства нужно твердо знать не то, куда бежишь, а откуда. Поэтому необходимо постоянно иметь перед глазами свою тюрьму.

Ричард Бах "Мост над вечностью"

наши отношения с книгой

С чего вдруг? Очень захотелось трогательной романтики.
Кто? Мой обожаемый Лорд Корвин, за что ему очередное спасибо. Не сомневалась, что брошеное в ответ на "посоветуй что-нибудь" приживется. Кстати, по секрету. На очереди Камша.
И как оно? Очень в настроение. Лечит не сюжет, но АРТмосфера. Очень Экзюперюкнуто и нежно. То, что доктор прописал.

Цитаты:
* Докажи, что моя идея ошибочна! Покажи, в каком месте! И делай это, не прибегая к словам любовь, брак, единение. Сделай это решительно и ошеломляюще, пока я не заорал во все горло, что лучше тебя знаю, как я должен управлять своей жизнью! Что ты знаешь? Совершенная женщина-во-многих-женщинах, - решено, она победила, - и закончим дискуссию.
* Никто не способен сделать ничего такого, что бы было для него не характерно.
* Как только я попросил, Любовь отступила, померкла и превратилась в ночь, которая была солнечным полуднем на Беверли-Хиллз в северном полушарии третьей планеты, обращающейся вокруг небольшой звездочки во второстепенной галактике в не представляющей интереса вселенной, которая является всего лишь незначительной особенностью одной из возможностей вообразить себе пространство-время. Я был микроскопическим проявлением жизни, которая в действительности бесконечно велика. И споткнувшись за кулисами сцены в этом вселенском театре, я в течение одной наносекунды видел свою собственную реальность и чуть было не превратился в пар от потрясения.
* Быть записью - значит вести совершенно непредсказуемую жизнь.
* У тебя никогда не было такого ощущения, что ты на Земле - турист? Ты идешь вдоль улицы, и вдруг тебе начинает казаться, что мир вокруг тебя - словно движущиеся открытки. Вот как здесь живут люди в больших домах-коробках, чтобы укрыться от "дождя" и "снега", по бокам коробок проделаны дырки, чтобы можно было глядеть наружу. Они перемещаются в коробках меньшего размера, раскрашенные во всевозможные цвета, с колесам по углам. Им нужна эта коробочная коробчатая культура, потому что каждый человек мыслит себя заключенным в коробку под названием "тело"; им нужны руки и ноги, пальцы, чтобы держать, карандаши и ручки, разные инструменты, им нужны язык, потому что они забыли, как общаться, им нужны глаза, потому что они забыли, как видеть. Странная маленькая планета. Побывайте здесь. Скоро домой.
* Действуйте согласно своим убеждениям, неважно - каким; если верите в супружество, живите в нем честно. Если нет, - разведетесь быстро.
* Просто для интереса пройди чеpeз стену, которая отделяет то, что ты знаешь, и то, о чем осмеливаешься говорить.
* У меня есть ответы на все твои вопросы, но, клянусь, ты не будешь их слушать, пока тебя не разгладило Великим Катком Жизненного Опыта.
* он хотел так много - пожить минутку на облаке
В том, что мы слышим, - подумал я, - очень многое определяется тем, что мы ожидаем услышать, отсеивая все остальное. Я натренирован слушать авиа-переговоры; она натренирована слушать музыку, слышать в ней то, о чем я даже не догадываюсь. Может, и со зрением так же? Вдруг мы просто отсеиваем видения, НЛО, духов? Вдруг мы отсеиваем незнакомые вкусы, отбрасываем неугодные нам ощущения, а потом обнаруживаем, что внешний мир предстает перед нами таким, каким мы ожидаем его увидеть? На что бы он был похож, если бы мы видели в инфракрасном и ультрафиолетовом свете, или научились бы видеть ауру, ненаступившее еще будущее, прошлое, что тянется за нами хвостом?

- Возможно, свобода, о которой я говорил, - начал я, - значительная ее часть, возможно, это свобода меняться, становиться другим день ото дня. Но если двое людей изменяются в разных направлениях...
- Если мы будем изменяться в разных направлениях, - возразила она, - у нас все равно не будет никакого будущего, ведь правда? Я думаю, двое людей могут изменяться вместе, вместе расти и обогащать друг друга. Один плюс один, если только это те единицы, может равняться бесконечности. Но часто люди тянут друг друга вниз; один из них хочет взлететь, словно воздушный шар, а другой виснет на нем мертвым грузом. Мне всегда было интересно, а что, если оба - и женщина и мужчина - стремятся вверх, как шары?!

Это невероятное совпадение! - думал я дальше. - Мы встретились, когда никто из нас не был связан ни супружескими узами, ни обещаниями вступить в брак, когда никто не был по горло загружен делами. Мы не путешествовали, не искали приключений, не были заняты в съемках, не писали книг, словом, не посвящали себя неотрывно одному занятию. Мы встретились на одной и той же планете, в одну и ту же эпоху, в одном возрасте, мы выросли в рамках одной культуры. Если бы мы встретились на несколько лет раньше, ничего этого не случилось бы - да мы ведь и встретились раньше, но за порогом кабины лифта наши дороги разошлись - время еще не настало. И теперь уже никогда не настанет.

Не Убий - это не приказ, это обещание: Ты Не Сможешь Убить, Даже Если Захочешь, потому что жизнь неуничтожима. Но ты свободна в том, что можешь верить в смерть, если тебе так хочется.

Ничего не было для меня более неинтересным, чем убеждать правительство в необходимости изменить его решение. Люди попусту тратят свои жизни, пытаясь сделать это. Если мы в конце концов победим, это будет победа над бюрократией, которая в этом случае не сделает того, что она с самого начала не должна была пытаться делать. Нет ли более утомительного занятия, чем удерживать чиновников в пределах закона?

Каждый, кто отчаялся настолько, что может совершить самоубийство, - думал я, обладает достаточным запасом настойчивости, чтобы подойти к проблем творчески и решить ее: подхватиться в полночь, незаконно проникнуть на борт судна, идущего в Новую Зеландию, и начать все сначала - жить так, как он всегда хотел. Однако люди боятся бросить вызов судьбе.

Дело даже не в возрасте, а в том, что мы бы принадлежали тогда к разным поколениям. (...) Да и к тому же с еще одной жизнью связано столько неудобств! Ты можешь себе вообразить, как ты снова становишься младенцем? Учишься... ходить? А переходной возраст. Поразительно, как мы вообще выжили в юности. А теперь представь, что снова будешь восемнадцатилетней, двадцатичетырехлетней. Я не собираюсь больше допускать такие жертвы, по крайней мере в ближайшие тысячу лет, а еще лучше совсем никогда. Благодарю за такую перспективу, но я бы скорее стал арктическим тюленем.

Лучше учиться счастью в одиночестве, думала я, любить своих друзей и свою кошку, лучше ждать родную душу, которая все не приходит, чем согласиться на жалкий компромисс.

Вера Камша "Отблески Этерны"

наши отношения с книгой

С чего вдруг? Для легкого чтения. Захотелось чего-то средневекового, благородного, романтичного и сказочного единовременно. А еще у Татьяны Можайской есть клип.
Кто? Иришка
И как оно? Хм.... Без слов. Нравится - не то слово

Цитаты:
Каждый должен делать то, что за него не сделает никто.

Новое или поглощает старое, или убивает.

Что поделать, если честь и золото друг друга терпеть не могут.

Видимо, умственное напряжение изрядно омрачило чело Робера, потому что ворвавшийся к своему маршалу Альдо первым делом осведомился, не болят ли у того зубы.

Под Луной есть множество тайн, горьких, как полынь, и острых, как бритва.

Благородство предков не извиняет подлости потомков.

От нас зависит все даже тогда, когда кажется, что не зависит ничего.

Быть первым бойцом, Дикон, опасно. Оружие развращает, людям нравится побеждать, а твоя победа – это чужое унижение и чужая кровь. Не важно, на чьей стороне правда, важно, кто лучше машет клинком. Победитель входит во вкус, начинает дразнить судьбу, смотреть на других, как на грязь под ногами.

Сильвестр терпеть не мог, когда чего-то не понимал, а здесь он не понимал ничего.

Хорошо быть чистым, но непросто.

Даже мудрый не сравнится в хитрости с женщиной, если она любит и борется за любимого.

Нельзя перед дорогой отнимать у путника цель.

Нет безнадежных кампаний, есть безнадежные дураки.

Отчаяние – глупое чувство. Впрочем, любовь, вера и надежда еще глупее.

Иногда отсутствие совести и сострадания так легко спутать со смелостью.

На свидания с дамами следует приходить первыми, а смерть – тоже дама.

Королей, женщин и собак следует держать в строгости, иначе они обнаглеют. Уверяю тебя, нет ничего противней обнаглевшего короля…

У Добра преострые клыки и очень много яду. Зло, оно как-то душевнее…

Только мы решаем, подлость совершили или подвиг, только мы и никто иной! Молва может приговорить героя и вознести мерзавца, такое есть, было и будет, но осудить может только совесть.

От коня не родится ягненок, но от умного может родиться глупый, а от смелого – трусливый. Не дело ковать меч из глины и печь хлеб из песка.

Перевязь мало что меняет. У генералов частенько остаются капитанские мозги.

Людям, юноша, надо доверять. По крайней мере, когда они ненавидят ваших врагов больше, чем вы сами.

Победу делают из того, что под руки подвернется – хоть из козлиного дерьма, хоть из утопленных младенцев.

Полководец не должен сам браться за саблю. Его оружие – это его голова.

Продавать свою шпагу почетней, чем совесть или родину.

Он бы и написал, если б точно знал, умрет или вернется. Предсмертное письмо, если уцелеть, покажется глупым и смешным. Если его убьют, а он напишет то, что всегда пишут живые, Мэллит запомнит его глупым и бодрым.

Рокэ был верен себе – с дикарями и мужланами он вел себя как с Людьми Чести, а с Людьми Чести – как с дикарями.

Господин Шабли учил, что все живое поступает разумно, жертвуя жизнью лишь для спасения детенышей, и только люди… Только люди! Не этим ли они и отличаются от животных? Тем, что ценят жизнь меньше, чем честь, любовь, власть, золото?

Нельзя жить среди собак и мяукать. Если ты, разумеется, не лев.

Нарядить девушку мальчишкой легко, но мальчишки лезут, куда нельзя, смеются, пачкаются, рвут одежду, и они вечно голодные…

дураки способны на многое, но смеяться над собой они не в состоянии

Марсель Валме относился к людям или никак, или хорошо, но было одно исключение...


Петросян Мариам "Дом, в котором..."

наши отношения с книгой

С чего вдруг? Детская психология, замкнутые системы, бла-бла-бла... После Пратчета захотелось чего-то мозгодробильного. Зарядки для хвоста и сердца.
Кто? Орин. Случайно. Сам дурак.
И как оно? Неоднозначно, но увлекательно и довольно мудро.
Цитаты:
* Ничего по-настоящему страшного не случается до последнего лета.

* Будь безупречен в своих желаниях.

* — Я был, как птица, — шепчет он. — Как птица, которая может летать. Она ходит по земле, потому что ей и так хорошо, но если захочет… как только захочет, — поправляется он. — Тогда взлетит.

*И если я буду такой, пока не вырасту, то потом уже ничего не поделаешь. Ведь они всегда будут помнить, что я был слабее.

*— Любишь собак? — спросила Ведьма.
— Я люблю Горбача. Он любит собак. Любит кормить их. А я — смотреть, как он их кормит. Хотя собак я тоже люблю.

*— Не слишком ли многих ты приручила, Рыжик? — спрашиваю я.
В вопросе только нежность, я понимаю ее слишком хорошо. Я понимаю, каково это — не приручать, если ты любишь, когда любят тебя, если обретаешь младших братьев, за которых ты в ответе до конца своих дней, если превращаешься в чайку, пишешь незрячему любовные письма на стенах, письма, которые он никогда не прочтет. Если несмотря на твою уверенность в собственном уродстве кто-то умудряется влюбиться в тебя… если подбираешь бездомных собак и кошек и выпавших из гнезд птенцов, если разжигаешь костры для тех, кто вовсе об этом не просил…
Она смотрит на меня и тут же отводит взгляд. Потому что и я — один из тех, кто давно приручен. Счастье что не беспомощный, не безнадежно влюбленный, не нуждающийся в присмотре, отчасти передоверенный Русалке, может, даже сумевший чуть-чуть Рыжую перерасти, но все равно один из них, нас — тех, кто навеки под ее ободранным чаячьим крылом.

*— Волк, а по мне видно, каким я стану, когда вырасту?
— Кое-что видно, — удивился Волк. — А почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Почему-то захотелось узнать.
— Ты, наверное, будешь высокий. И не толстый.
— А еще покроешься прыщами, — пискнул Вонючка. — Все старшие прыщавые, как земляничные поляны. Будешь прыщавый рыжеватый блондин. С баками. Клочковатыми такими.
— Спасибо, — мрачно сказал Кузнечик. — А каким будешь ты сам?
— Я-то? — Вонючка помахал недонанизанной связкой яблок и закрыл глаза. — Вижу, вижу себя! — пропел он. — Через шесть лет. Красавца-мужчину. Мой жгучий взгляд пронзает насквозь всех и каждого. Женщины падают обессиленные к моим ногам. Пачками. Только успевай подбирать их, несчастных…
— Будешь подбирать, не споткнись о свои уши, — предупредил Волк. — А то они подумают, что на них комар упал.

*Сиамец Макс тоже писал письма. Самому себе. Он писал их карандашом на туалетной бумаге и складывал в конверты со странными надписями: «Если хочешь реветь», «Если хочешь велосипед», «Если думаешь, что ты некрасивый», «Если завидуешь ноге». Под ногой, вероятно, подразумевалась вторая нога брата. Та самая, которая была у Рекса, но могла бы быть у Макса. Вонючка свои письма давал читать всем. Макс свои письма не показывал никому, да и сам читал редко, только когда настроение соответствовало надписи на одном из конвертов.

*Новый закон — это девушки. Здесь и там, и повсюду — они у нас в гостях, мы у них… Как раньше, как не было уже давно. Об этом непривычно думать, и, как я ни стараюсь, ничего не представляется, потому что нет привычки, вернее, она утрачена, но завтра ее придется восстанавливать — привычку и навыки общения — потому что они уже будут здесь; девушки… девушки — это юбки, духи, косы, залаченные челки, конские хвосты на затылках, длинные ресницы с загнутыми кончиками и стрелки над глазами, острием к вискам, и коляски с ласковыми именами, и ногти узкие, как у Лорда, а родом они из наших ребер, но голоса намного, намного нежнее… и пьют ли они чай, а если пьют, то с чем, где добывать это «что», и кто их будет приглашать, ясно, что не я, но кто-то же должен будет…
— Дыши! — кричит мне Сфинкс. — Дыши, дурак, посинел уже весь!

*Потому что красный цвет коварен. Его можно носить и мазать на лицо до одурения, делаясь только серее. Красный — цвет убийц, колдунов и клоунов.

*Любимчики умеют теряться. И попадать в неприятности. Это, можно сказать, их врожденный талант.

*В каждом доме свои порядки, которые нельзя нарушать. В каждом доме свой цербер, следящий за порядком. Дед, мать и Сфинкс. Они ставили передо мной заслоны из запретов, перегородки, отделяющие меня от меня самого, но остановила меня только преграда, которую поставил передо мной Сфинкс. Потому что я сам этого захотел. Сфинкс ни в чем не был передо мной виноват. Он не производил меня на свет и не продавал сумасшедшим родственникам, не лишал детства и не морил голодом. Он поставил одно-единственное условие и больше ничего не требовал.

*Я давно научился различать страх под тонкими корочками человеческих лиц.

*«Найди свою шкуру, Македонский, найди свою маску, говори о чем-нибудь, делай что-нибудь, тебя должны чувствовать, понимаешь? Или ты исчезнешь…Черт с тобой, не делай ничего, если не можешь, это в конце концов тоже маска. Но когда твое тело находится в этой комнате, ты должен присутствовать здесь же и что-то делать, чтобы на тебя не пялились и не втягивали в разговоры».

*Он говорил правду, но я не верил. Он приручал меня тихо и незаметно, я этого не понимал. Он заставлял меня читать и заставлял говорить с ним о книгах, он заставлял слушать музыку и говорить о ней, заставлял придумывать глупые истории и рассказывать их ему. Сначала только ему, потом другим. Он выжал из меня страх и заставил верить себе. И я был счастлив и больше не боялся его глаз. Я вообще больше ничего не боялся, хотя запрет не был снят, мне надо было помнить об этом. Но мне было слишком хорошо, я растаял от тепла, которое он дарил мне за всех, кто не додал его прежде, от их общего тепла, от тепла, что я получал от них и отдавал обратно. Надо было помнить, а я забыл. Руки делали это сами — потихоньку крали чужую боль, я уносил ее в горячих ладонях и смывал в раковину. Она уплывала по трубам, а я стоял на дрожащих ногах, чувствуя усталость и пустоту; это было прекрасно, и, честное слово, вовсе не было чудом, а значит, я не нарушал своей клятвы.

*Я дарил им тайные обрывки и ошметки чудес — то, что можно передать незаметно, спрятать в кармане и сделать вид, что там ничего не было, вообще ничего.

*Лучше убить человека, чем сделать его рабом своих желаний.

*Я боюсь темноты, боюсь своих снов, боюсь оставаться один и входить в пустые помещения. Но больше всего я боюсь попасть в Клетку один. Если это когда-нибудь случится, я, наверное, там и останусь. А может, не выдержу, выйду оттуда как-нибудь не по-человечески, и это будет еще хуже. Не знаю, буду ли я гореть в аду. Скорее да, чем нет. Если он все-таки существует. Хотя я надеюсь, что это не так.

*У наших очень разный подход к лечению одних и тех же болезней, и каждый считает, что его метод самый лучший. Поэтому сначала Горбач усердно давит на моих костях какие-то точки по методу древних китайцев. Потом, по методу Сфинкса, меня запихивают в такую горячую ванну, что вполне можно свариться заживо, но я молчу, потому что у метода Сфинкса два варианта: почти кипяток и ледяная вода. Меня вытаскивают, натягивают на голое тело свитер, натирают под ним спину чем-то жгучим, плюс шерстяные носки и шарф, под которым — компресс из спирта.
На этой стадии лечения я уже не разбираю где чей метод и пытаюсь все с себя содрать, но меня крепко держат, а Слепой достает из каких-то тайных запасов банку меда — совсем маленькую — и торжественно демонстрирует ее мне, как будто я еще в состоянии на такое реагировать. Дальше мне скармливают мед, а запивать его заставляют молоком, и приходится все это терпеть, пока я не начинаю плавиться заживо во всем, что на меня накрутили, потеть молоком и кашлять сливками.
Бедный я, признающий только один метод лечения больных — нежное обращение.
Сфинкс читает мне вслух отрывки из «Махабхараты», Горбач играет на флейте, Лэри давит в миске лимоны, а Слепой следит, чтобы я не вывернулся и не уполз; от всех этих процедур я так устаю, что умудряюсь уснуть прямо в огненно-медовом коконе, и все замечания о палачах и пытальщиках, которыми я собирался порадовать стаю, остаются невысказанными и щекочут меня ночь напролет, проникая в потливые сны.
…Утром от ангины не остается и следа. От меня тоже почти ничего не остается.

*— Это ужасно, Курильщик. Когда твои вопросы глупее тебя. А когда они намного глупее, это еще ужаснее. Они как содержимое этой урны. Тебе не нравится ее запах, а мне не нравится запах мертвых слов. Ты ведь не стал бы вытряхивать на меня все эти вонючие окурки и плевки? Но ты засыпаешь меня гнилыми словами-пустышками, ни на секунду не задумываясь, приятно мне это или нет. Ты вообще об этом не думаешь.

*Может, кофе — взрослящий напиток? Если его пьешь, становишься взрослым? Кузнечик считал, что так оно и есть. Жизнь подчинялась своим, никем не придуманным законам, одним из которых был кофе и те, кто его пил. Сначала тебе разрешают пить кофе. Потом перестают следить за тем, в котором часу ты ложишься спать. Курить никто не разрешает, но не разрешать можно по-разному. Поэтому старшие курят почти все, а из младших только один. Курящие и пьющие кофе старшие становятся очень нервными — и вот им уже разрешают превратить лекционный зал в кафе, не спать по ночам и не завтракать. А начинается все с кофе.

*Я бы ни о чем не спросил, даже если бы увидел его, но пока не вижу, кажется, что мог бы и спросить.

*Можно представлять себя говорящим что-то ужасно остроумное, но само то, что стоило бы сказать, не придумывается. Только плоские, вымученные остроты, совершенно не заслуживающие произнесения. Лучше уж молчать, чем говорить такое. И до поры до времени я молчу. Только принюхиваюсь и слушаю других.

*— У Русалки всегда все хорошо, — говорит она. — Бывают на свете такие люди. А может, вид у них такой. Они редко, но встречаются, люди, у которых не бывает проблем. Которые так себя ведут, как будто у них нет проблем.

* В цивилизованных мирах маленькие мальчики дергают девочек, которые им нравятся, за волосы и забрасывают им в сумки дохлых мышей. Не говоря уже о подножках. Так они выражают свою любовь. Это повадки, заимствованные у первобытных предков. Тогда ведь все было просто. Выбрал, полюбовался, приложил костью мамонта по макушке — свадьба, считай, состоялась. Более поздним поколениям было интереснее заглянуть под длинные юбки своих сверстниц, но те тоже были не дуры и носили снизу кружевные панталоны. К тому же вид плачущей девочки, забрызганной грязью, так трогателен и вызывает такую бурю чувств в душе влюбленного! Они так хороши в слезах!

*— Что было во время прошлого выпуска, Седой? Что ты тогда увидел такого, что не хочешь видеть теперь?
Седой вертел в руках сигарету, не зажигая ее:
— Зачем рассказывать? Летом увидишь все сам, своими глазами.
— Я хочу знать сейчас. Скажи.
Седой посмотрел на него из-под полуопущенных век.
— Тогда это было похоже на тонущий корабль, — сказал он. — А в этот раз будет хуже. Но ты ничего не бойся. Смотри и запоминай. И не повторяй потом чужих ошибок. Каждому в жизни дается два выпуска. Один чужой. Чтобы знать. И один собственный.

*Я люблю крышу. Это и Дом, и не Дом. Как остров посреди моря. Как корабль. Как край земли. Как будто отсюда можно грохнуться в космос — и падать, падать, но никогда не упасть.

*Красавица сияет. Гасит иллюминацию ресницами, но все равно видно.

*Все виды маразма в одном Гнезде. Желающие могут прийти с энциклопедией и отметить по пунктам. Имеются психи на любой вкус.

*Музыка — прекрасный способ стирания мыслей, плохих и не очень, самый лучший и самый давний.

запись создана: 03.05.2012 в 07:52

@темы: цитаты, оптимизация жизненного пространства

---

Вспоминали.
- Рассказывал, как у нас девушка сдавала Бухучет?
- Неа...
- Девушка весьма специфическая. Тараканов в башке около моего, но к этому прилагается неленивая жопка и стройная до костлявости фигурка. Девушка училась в параллельной группе. Ну как "училась"... Числилась. Она вечно была на каких-то концертах-экскурсиях-фестивалях-школах актива-пассива и еще чего-то. Плюс - профорг группы. Сама понимаешь. Надо сказать, что Тусю любили и студенты, и преподы. Первые спасали на экзаменах как могли, а вторые из жалости рисовали четверки. Но был один неприступный кадр, дважды в неделю отравлявший нашу жизнь планом счетов и прочей дрянью. Кадру было около 26 лет, был он сероглаз, смугл, высок, статен и мускулист (видели в тренажерке). Звали его МихалМихалычем. Фамилию не вспомню.
Михалыч любил студенток старательных, сурьезных, строгих. По три часа распинался про эти долбаные самолетики, не пускал нас жрать (гад) и вообще экзамена мы ждали как кошмара. Но неожиданно нашей группе обломилось достаточное количество автоматов (оценок, не АКМ) и мы в полном составе ушли пить пиво. А те бойцы остались.
Туся учила, молилась, рыдала, пила валерьянку с коньяком в женском туалете, психовала и учила снова... Мы и не думали, что девочка так умеет.
Далее со слов ее однокурсника.
Вошли. Тянут билеты. Кто матерится, кто радуется. Рассаживаются. Туся стоит, билет к груди прижимает и не шевелится. Михалыч ее окликает. Молчание. Он поближе подходит. Молчание.
- Вы мне что-то сказать хотите?
Тут она встрепенулась, посмотрела на него своими глазищами зелеными и с надеждой пискнула
- Да!
- Ну что ж, послушаем.
Далее девица выдала нижеследующее:
- Я - человек творческий. Очень творческий. Из всего, что написано в билете, мне понятны от силы слов пять. А раз мне терять нечего, то я спою. Бууууууууухгалтер, милый мой бухгалтер!
Видимо, сказался энергетик. Или коньяк. Или валерьянка. Или нервы. Она не только песню допела, но и, говорят, пританцовывала. Препод (опять же, со слов очевидцев) практически лежал на столе от хохота.
Пятерку в зачетке видел лично.
А вы говорите...

@темы: пожизня, забавное, персоналии, сезонное, ностальгия

---

"Если бы Хатька играла Кая, то этот Кай вместо "вечность" сложил бы из льдинок "*уй", а остальное **нул бы с мартини"
сомнительный комплимент

@темы: -, забавное, живая игра